My new religion is you
Если бы в мои двадцать мне сказали, как я буду работать в тридцать, я бы завалила парочку экзаменов и ушла в академку. А потом на второе высшее, на третье, на сотое, только бы не...
Нет, я, конечно, люблю свою работу. Издалека. Из отпуска там, из командировки, на худой конец с заслуженного больничного. Но это бывает редко, чаще всего приходится делать это изнутри, напоминая себе, что видели глазки, что выбирали. Хотя что они там видели? На третьем курсе, в мохнатом 2007-м я пришла в Центр детской онкологии совсем зелёной и с одной единственной мыслью: если уж переливать чей-то генетический материал из пробирки в пробирку, пусть это будет человек, а не селекционная капуста.
Начались человеки. За три года я научилась стандартным методикам, освоила секвенатор, прогнала через свои руки более ста пациентов и сделала более чем приличный диплом по точечным мутациям гена RunX1 в патогенезе миелодиспластических и миелопролиферативных заболеваний у детей. Тогда я много читала по теме, кое-что сбоку понимала и ужасно тряслась от любой самодеятельности. Но мне везло. Рядом был святой человек Саша, который меня учил, водил за руку, показывал по сотому разу и спасал, когда я начинала паниковать и нервничать. Рядом с Сашей не страшно было писать статьи, делать какие-то исследования...
А потом я всё испортила, потому что решила, что на земле мало людей. Где-то, конечно, я ещё и устала, выгорела, накопилась какая-то критическая масса раздражения, во время которой находиться в оплоте человеческого горя и боли больше не было сил. Мой замечательный и надёжный во всех отношениях Саша к этому времени уже побывал в сумасшедшем доме (я не шучу) и наглухо присел на лекарства, потому что аффективное биполярное расстройство это вам не шутки. Припомнив свой нервный срыв времён брошенной магистратуры, я решила, что три года декрета - это именно то, что мне нужно. Полная перезагрузка.
Отдохнула ли я? Однозначно, ни хуя. Полюбила ли я детей? Точно нет. Но! Я начала скучать по работе. По любой работе, хоть бумажки перекладывать я была согласна. Правда, все эти три декретных года я ежемесячно писала статьи в журнал, набивала руку, но это капля в море, не более. А, ну переводила для к-поп групп с английского, тоже не велика мудрость.
В лабораторию я не вернулась, босс передумал. Решил, что ему есть чем меня занять - и занял. Так занял, что теперь я тупо боюсь заходить в это здание. Я не знаю утром, чем всё кончится вечером. Я могу идти с мыслью, что меня ждёт сводный отчёт по хирургической активности Центра, а найду себя верстающей буклет о работе Центра для платного отделения. Даже сегодня я одной рукой занимаюсь получением разрешения на вывоз образцов крови в Германию на исследования за счет фонда, другой ваяю для бывшей директрисы, а ныне главного научного сотрудника центра отчёт по её гранду (ЕК-клетки в иммунотерапии гемобластозов у детей), третьей (да, иногда я сорокоручка, ничего не попишешь) я собираю в таблицу информацию с разных отелей и их коммерческих предложений, потому что в октябре в Минске будет иммунологическая школа, а значит, организуем всё с января.
И всё бы ничего, но в это постоянно вмешивается ЕврАДО и Детский исследовательский госпиталь. Которому надо провести встречу с Сербией (сегодня), назначить встречи для сестринской рабочей группы, которые мне же и переводить придётся в обе стороны, что-то собрать, что-то загрузить, там доделать, там переделать.
В Апреле у нас встреча участников Глобального Алянса в Мемфисе, в мае огромные мероприятия в Москве, где, скорее всего, придется проторчать две недели, пока друг за другом пройдёт курс по паллиативной помощи детям, пятая встреча ЕврАДО и встреча РОДГО, бывшего НОДГО.
Про перспективы Армении в июне я не хочу ничего знать, хотя начальство бегает и тонко намекает, что в Москву мы должны ехать с точным пониманием, где мы будем в октябре. Мне хочется сказать, что в дурдоме мы все будем, но такой опции нет, есть Душанбе, Москва, Черкасы, Львов и Киев. И я малодушно голосую за Львов, потому что туда лететь час, а ещё там вменяемый доктор, который отвечает на письма, если ты ему пишешь. Значит, есть надежда, что ты будешь работать, а не носиться с горелой жопой, как мы носились в Ташкенте.
Кстати, если кто-то нибудь ещё спросит у меня, как Ташкент, я его стукну. Никак Ташкент. Какой, блять, вообще Ташкент? Мой Ташкент - это два отеля друг напротив друга, между которыми мы ловили интернет, чтобы поработать, это наш с Таисией номер, где мы работали, бордрум, где мы работали, кафе, где мы пили вино, курили, как паровозы и, внезапно, работали, да пять часов в самолете в одну сторону, где я читала Магистра, потому что скачала в последние секунды.
Поэтому, если вы видите, что я что-то читаю, пишу, пизжу в соцсетях, вы должны знать, что я краду время у своих трёх обожаемых работ. А что мне ещё остаётся?
Сию минуту на меня косо смотрит статья по химиотерапии, которую нужно перевести для сестринской группы, но я сегодня больше не могу ничего.
Всё завтра, статья, отчёт, разборки с фондом и курьерской доставкой, онлайн встречи с Таджикистаном и Россией... Сегодня я уже ничего не могу. Только мечтать о том, что бы я хотела написать, будь у меня чуть больше времени в сутках.
Нет, я, конечно, люблю свою работу. Издалека. Из отпуска там, из командировки, на худой конец с заслуженного больничного. Но это бывает редко, чаще всего приходится делать это изнутри, напоминая себе, что видели глазки, что выбирали. Хотя что они там видели? На третьем курсе, в мохнатом 2007-м я пришла в Центр детской онкологии совсем зелёной и с одной единственной мыслью: если уж переливать чей-то генетический материал из пробирки в пробирку, пусть это будет человек, а не селекционная капуста.
Начались человеки. За три года я научилась стандартным методикам, освоила секвенатор, прогнала через свои руки более ста пациентов и сделала более чем приличный диплом по точечным мутациям гена RunX1 в патогенезе миелодиспластических и миелопролиферативных заболеваний у детей. Тогда я много читала по теме, кое-что сбоку понимала и ужасно тряслась от любой самодеятельности. Но мне везло. Рядом был святой человек Саша, который меня учил, водил за руку, показывал по сотому разу и спасал, когда я начинала паниковать и нервничать. Рядом с Сашей не страшно было писать статьи, делать какие-то исследования...
А потом я всё испортила, потому что решила, что на земле мало людей. Где-то, конечно, я ещё и устала, выгорела, накопилась какая-то критическая масса раздражения, во время которой находиться в оплоте человеческого горя и боли больше не было сил. Мой замечательный и надёжный во всех отношениях Саша к этому времени уже побывал в сумасшедшем доме (я не шучу) и наглухо присел на лекарства, потому что аффективное биполярное расстройство это вам не шутки. Припомнив свой нервный срыв времён брошенной магистратуры, я решила, что три года декрета - это именно то, что мне нужно. Полная перезагрузка.
Отдохнула ли я? Однозначно, ни хуя. Полюбила ли я детей? Точно нет. Но! Я начала скучать по работе. По любой работе, хоть бумажки перекладывать я была согласна. Правда, все эти три декретных года я ежемесячно писала статьи в журнал, набивала руку, но это капля в море, не более. А, ну переводила для к-поп групп с английского, тоже не велика мудрость.
В лабораторию я не вернулась, босс передумал. Решил, что ему есть чем меня занять - и занял. Так занял, что теперь я тупо боюсь заходить в это здание. Я не знаю утром, чем всё кончится вечером. Я могу идти с мыслью, что меня ждёт сводный отчёт по хирургической активности Центра, а найду себя верстающей буклет о работе Центра для платного отделения. Даже сегодня я одной рукой занимаюсь получением разрешения на вывоз образцов крови в Германию на исследования за счет фонда, другой ваяю для бывшей директрисы, а ныне главного научного сотрудника центра отчёт по её гранду (ЕК-клетки в иммунотерапии гемобластозов у детей), третьей (да, иногда я сорокоручка, ничего не попишешь) я собираю в таблицу информацию с разных отелей и их коммерческих предложений, потому что в октябре в Минске будет иммунологическая школа, а значит, организуем всё с января.
И всё бы ничего, но в это постоянно вмешивается ЕврАДО и Детский исследовательский госпиталь. Которому надо провести встречу с Сербией (сегодня), назначить встречи для сестринской рабочей группы, которые мне же и переводить придётся в обе стороны, что-то собрать, что-то загрузить, там доделать, там переделать.
В Апреле у нас встреча участников Глобального Алянса в Мемфисе, в мае огромные мероприятия в Москве, где, скорее всего, придется проторчать две недели, пока друг за другом пройдёт курс по паллиативной помощи детям, пятая встреча ЕврАДО и встреча РОДГО, бывшего НОДГО.
Про перспективы Армении в июне я не хочу ничего знать, хотя начальство бегает и тонко намекает, что в Москву мы должны ехать с точным пониманием, где мы будем в октябре. Мне хочется сказать, что в дурдоме мы все будем, но такой опции нет, есть Душанбе, Москва, Черкасы, Львов и Киев. И я малодушно голосую за Львов, потому что туда лететь час, а ещё там вменяемый доктор, который отвечает на письма, если ты ему пишешь. Значит, есть надежда, что ты будешь работать, а не носиться с горелой жопой, как мы носились в Ташкенте.
Кстати, если кто-то нибудь ещё спросит у меня, как Ташкент, я его стукну. Никак Ташкент. Какой, блять, вообще Ташкент? Мой Ташкент - это два отеля друг напротив друга, между которыми мы ловили интернет, чтобы поработать, это наш с Таисией номер, где мы работали, бордрум, где мы работали, кафе, где мы пили вино, курили, как паровозы и, внезапно, работали, да пять часов в самолете в одну сторону, где я читала Магистра, потому что скачала в последние секунды.
Поэтому, если вы видите, что я что-то читаю, пишу, пизжу в соцсетях, вы должны знать, что я краду время у своих трёх обожаемых работ. А что мне ещё остаётся?
Сию минуту на меня косо смотрит статья по химиотерапии, которую нужно перевести для сестринской группы, но я сегодня больше не могу ничего.
Всё завтра, статья, отчёт, разборки с фондом и курьерской доставкой, онлайн встречи с Таджикистаном и Россией... Сегодня я уже ничего не могу. Только мечтать о том, что бы я хотела написать, будь у меня чуть больше времени в сутках.
Все равно ты самая крутая! И будешь министром здравоохранения